Орловское областное отделение
коммунистической партии
российской федерации

Языки оттаяли, остальное — замёрзло?

В начале февраля на сайте РБК появилась информация: «Росстат впервые раскрыл долю малого и среднего бизнеса в экономике России…». Сама подача такой новости наводит на размышления: а понимает ли власть, что из себя представляет этот самый бизнес, который по замыслу современных российских идеологов должен быть основой и опорой не только экономики, но и самого общества? Если сравнивать с так называемыми развитыми странами Западной Европы, то получается, что действительно — должен. Там же, в информации РБК, читаем: доля малого и среднего бизнеса в Великобритании составляет 51% ВВП, в Германии -53%, в Финляндии — аж 60%. Президент России В. В. Путин однажды уже озвучил одну из стратегических задач власти — к 2025 году поднять долю малого и среднего бизнеса в ВВП страны до 40 процентов. Правда, в правительстве Д. Медведева назывались несколько иные показатели — 32,5% к 2024 году. Но суть дела от этого не меняется: власть не оспаривает тот тезис, что малого и среднего бизнеса должно быть достаточно много. Зачем? Чтобы лучше было!

На информационных просторах интернета можно найти и такие данные: число субъектов отечественного малого и среднего предпринимательства составляет около 6 миллионов. Из них почти 63% — это индивидуальные предприниматели, около 33% — так называемые микропредприятия, чуть более 4% — собственно малые предприятия и совсем ничтожную долю — 0,3% — составляют средние предприятия.
Что такое ИП, понятно. Поговорите с продавцами на Центральном орловском рынке и вы услышите, что почти все они зарегистрированы в налоговой как ИП, хотя работают по найму на чужого дядю, который чаще всего тоже имеет статус индивидуального предпринимателя. И «торгово-закупочная деятельность» является основным видом ИП-занятий. Что такое микропредприятия, не совсем понятно. А вот малые и средние — тут возможны варианты, в том числе и различные виды производственной деятельности. Но до 2024 года рукой подать, а вот 40 и даже 32% ВВП выглядят в нынешних реалиях как недосягаемые величины.

На этом фоне весьма впечатляют интернет-публикации о развитии малого и среднего предпринимательства… при Сталине! Они стали появляться примерно с 2015 года и в последнее время подкрепляются ссылками на законодательные акты тех лет, а то и сканированными копиями советских правительственных документов. И картина предстает прямо-таки удивительная. В абсолютных цифрах вроде бы и не так чтобы очень, но структурно — явное достижение сталинской экономической политики.

Если сегодня в нашей стране насчитывается 224 тысячи малых предприятий, которые далеко не все занимаются производственной деятельностью, то к концу сталинской эпохи в Советском Союзе работало, как пишет, например, исследователь А. К. Трубицын, 114 тысяч мастерских и небольших заводов. То есть именно производственных предприятий! Они представляли и пищепром, и металлообработку, и химическую отрасль, и даже ювелирное производство: около двух миллионов квалифицированных работников, почти 6% валовой промышленной продукции СССР.

Артелями и кооперативами производилось 40% мебели, 70% металлической посуды, более трети всего трикотажа, почти все детские игрушки. Без малого сто конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и два научно-исследовательских института — и всё это относилось к негосударственной сфере экономики. А. К.Трубицын приводит примеры: «Ленинградская артель «Прогресс-Радио» в 30-х годах выпускала первые советские ламповые приемники, первые в СССР радиолы и даже первые телевизоры с электронно-лучевой трубкой… Ленинградская артель «Столяр-строитель», начав в 1923 году с саней, колёс, хомутов и гробов, к 1955 году меняет название на «Радист» — у неё уже крупное производство мебели и радиооборудования. Якутская артель «Металлист», созданная в 1941 году, к середине 50-х располагала мощной заводской производственной базой. Гатчинская артель «Юпитер», с 1924 года выпускавшая галантерейную мелочь, в 1944-м, сразу после освобождения Гатчины, делала остро необходимые в разрушенном городе гвозди, замки, фонари, лопаты, к началу 50-х выпускала алюминиевую посуду, стиральные машины, сверлильные станки и прессы. И таких примеров успеха — десятки тысяч».

А вот еще характерная деталь: «Я впервые заинтересовался темой предпринимательства в сталинские времена, когда просматривал многотомное издание документов НКВД периода Великой Отечественной войны, — пишет А. К. Трубицын. — Там был представлен рапорт старшего майора (было такое звание) НКВД о состоянии дел на заводе, выпускающем артиллерийские снаряды. Рапорт чисто статистический… Но неожиданным было то, кому принадлежит производство — производственной артели! А ведь речь шла о выпуске десятков тысяч снарядов, мощном производстве!» Артели делали не только снаряды, но стрелковое оружие. Одна из ленинградских артелей, например выпускала в годы войны автоматы ППС.

А вот как законодательно обеспечивалось такое развитие. Одно из постановлений Совета Народных Комиссаров Союза ССР, например, закрепляло за предприятиями, в том числе и негосударственными, право распоряжаться 15% прибыли «на непредусмотренные промфинпланом мероприятия по улучшению и развитию производства и повышение культурно-бытового обслуживания работников». А если артель или кооператив взяли кредит на «развитие бизнеса», то такое предприятие освобождалось от налогов при определенных условиях: «Освободить предприятия государственных, кооперативных и общественных организаций от уплаты налога с оборота и бюджетных наценок с товаров широкого потребления, вырабатываемых новыми производствами, организуемыми за счет банковского кредита. Установить, что льгота… предоставляется при условии, если организация новых производств проводится в сверхплановом порядке и использования ими местных видов сырья; действует до полного истечения срока погашения банковского кредита, но не более, чем на один год».

Но было ещё одно условие — розничные цены предприятий негосударственного сектора не могли превышать государственные более чем на 13 процентов. Как отмечают некоторые исследователи, в начале 1941 года специальным решением Совнаркома и ЦК ВКП(б) чиновникам всех уровней было запрещено вмешиваться в дела артелей и кооперативов.

А как обстояли дела в сельском хозяйстве? Не менее впечатляюще. Во-первых существовали колхозные рынки, где торговали своей продукцией и колхозники, и единоличники. Единоличных хозяйств к началу вой­ны в стране насчитывалось 3,5 миллиона. И если, например, такой крестьянин привозил на рынок молоко, масло, творог, яйца, он мог торговать беспошлинно даже с телеги.

И еще один любопытный момент, на который обращают внимание исследователи рассматриваемой нами темы: всякие попытки навязать крестьянину спекулятивное посредничество в торговле его продукцией решительно пресекались местными властями. Не в пример нынешней системе, когда в городах на рынках тон задает перекупщик, который накручивает цены, вынуждает крестьян продавать свою продукцию буквально за гроши, что делает крестьянский труд нерентабельным. Кстати, сегодня единоличных крестьянских хозяйств даже в нашей Орловской области достаточно. Больше, чем так называемых фермеров! И эти «личные подсобные хозяйства» могли бы существенно пополнить рынок сельхозпродукции. Но где они, эти крестьяне? Мы их видим разве что на ярмарках выходного дня. Да и тут реального труженика уже теснит перекупщик.

А. К. Трубицын подчеркивает: «Сталин и его команда решительно выступали против попыток огосударствить предпринимательский сектор. Во всесоюзной экономической дискуссии в 1951 году Д. Т. Шепилов, А. Н. Косыгин отстаивали и приусадебное хозяйство колхозников, и свободу артельного предпринимательства. Об этом же писал Сталин в своей последней — 1952 года — работе «Экономические проблемы социализма в СССР»».

Орловские старожилы и сегодня вспоминают, что «при Сталине» в городе было немало людей, кого сегодня пытаются называть «самозанятыми». Основными видами деятельности были пошив одежды, ремонт и изготовление обуви, столярные работы. Многие работали на дому. Чтобы не иметь проблем с государством, достаточно было «купить патент», то есть заплатить некий фиксированный налог — и свобода предпринимательской деятельности была обеспечена. Некоторые, правда, шли на риск и работали без патента, оглядываясь по сторонам, прежде чем обслужить клиента. Но это исключение, которое только подтверждает главное: свобода предпринимательской деятельности в сталинские времена была, только деятельность эта должна была быть не спекулятивной, а создающей добавленную стоимость. Государство смело предлагало людям, владеющим тем или иным ремеслом, понятные правила взаимоотношений. И, пожалуй, самое важное: власть использовала способности ремесленников, работающих индивидуально или объединяющихся в артели и кооперативы, потому что такой потенциал в обществе был. Было немало людей с руками и головой, которые хотели и могли делать что-то полезное без государственных ресурсов, и государство вовлекало таких людей в сферу общественно-полезной экономической деятельности, справедливо полагая, что легальные и законодательно прописанные отношения с частником лучше теневой экономики и полезнее полного угасания творческой частной инициативы.

Но такого понимания, как ни парадоксально, у власти не стало во времена хрущевской «оттепели». Может, языки и оттаяли, а вот в экономике было заморожено многое из того, что свободно текло и вращало колеса даже при «казарменном сталинизме».

В 1956 году именно хрущевское правительство приняло решение в течение пяти лет полностью передать государству кооперативную собственность. Какое-то время еще существовали артели бытового обслуживания, художественных промыслов, артели инвалидов.

«Разгром артельного предпринимательства был жестоким и несправедливым, — считает А. К. Трубицын. — Артельная собственность отчуждалась безвозмездно. Пайщики теряли все взносы, кроме тех, что подлежали возврату по результатам 1956 года. Ссуды, выданные артелями своим членам, зачислялись в доход бюджета. Торговая сеть и предприятия общественного питания в городах отчуждались безвозмездно, в сельской местности за символическую плату».

Вам это ничего не напоминает? Скажем, нынешние процедуры банкротства вполне перспективных предприятий? Или всё нарастающее в наши дни разорение малого бизнеса в России. По-моему, очень похоже. Идеологемы вроде бы разные (тогда — тотальное огосударствление, теперь — укрупнение частного бизнеса, поглощение конкурентов), а логика одна — причесать всех под одну гребенку, унифицировать, выстроить в общий ряд. Так проще управлять. А кому-то и выгоднее. Но полезнее ли для страны в целом?

Андрей Грядунов.